Неточные совпадения
Самгин замолчал. Стратонов опрокинул себя
в его глазах этим глупым жестом и огорчением по поводу брюк. Выходя из вагона, он простился со Стратоновым пренебрежительно, а сидя
в пролетке извозчика, думал
с презрением: «Бык. Идиот. На что же ты годишься
в борьбе против людей, которые, стремясь к своим целям, способны жертвовать свободой,
жизнью?»
— О, боже мой, можешь представить: Марья Романовна, — ты ее помнишь? — тоже была арестована, долго сидела и теперь выслана куда-то под гласный надзор полиции! Ты — подумай: ведь она старше меня на шесть лет и все еще… Право же, мне кажется, что
в этой
борьбе с правительством у таких людей, как Мария, главную роль играет их желание отомстить за испорченную
жизнь…
Первые годы
жизни Клима совпали
с годами отчаянной
борьбы за свободу и культуру тех немногих людей, которые мужественно и беззащитно поставили себя «между молотом и наковальней», между правительством бездарного потомка талантливой немецкой принцессы и безграмотным народом, отупевшим
в рабстве крепостного права.
— Позволь, позволь, — кричал ей Варавка, — но ведь эта любовь к людям, — кстати, выдуманная нами, противная природе нашей, которая жаждет не любви к ближнему, а
борьбы с ним, — эта несчастная любовь ничего не значит и не стоит без ненависти, без отвращения к той грязи,
в которой живет ближний! И, наконец, не надо забывать, что духовная
жизнь успешно развивается только на почве материального благополучия.
— Отечество. Народ. Культура, слава, — слышал Клим. — Завоевания науки. Армия работников, создающих
в борьбе с природой все более легкие условия
жизни. Торжество гуманизма.
Сначала ему снилась
в этом образе будущность женщины вообще; когда же он увидел потом,
в выросшей и созревшей Ольге, не только роскошь расцветшей красоты, но и силу, готовую на
жизнь и жаждущую разумения и
борьбы с жизнью, все задатки его мечты,
в нем возник давнишний, почти забытый им образ любви, и стала сниться
в этом образе Ольга, и далеко впереди казалось ему, что
в симпатии их возможна истина — без шутовского наряда и без злоупотреблений.
До приезда Райского
жизнь ее покоилась на этих простых и прочных основах, и ей
в голову не приходило, чтобы тут было что-нибудь не так, чтобы она весь век жила
в какой-то «
борьбе с противоречиями», как говорил Райский.
И
в то же время, среди этой
борьбы, сердце у него замирало от предчувствия страсти: он вздрагивал от роскоши грядущих ощущений,
с любовью прислушивался к отдаленному рокотанью грома и все думал, как бы хорошо разыгралась страсть
в душе, каким бы огнем очистила застой
жизни и каким благотворным дождем напоила бы это засохшее поле, все это былие, которым поросло его существование.
Она опять походила на старый женский фамильный портрет
в галерее,
с суровой важностью,
с величием и уверенностью
в себе,
с лицом, истерзанным пыткой, и
с гордостью, осилившей пытку. Вера чувствовала себя жалкой девочкой перед ней и робко глядела ей
в глаза, мысленно меряя свою молодую, только что вызванную на
борьбу с жизнью силу —
с этой старой, искушенной
в долгой жизненной
борьбе, но еще крепкой, по-видимому, несокрушимой силой.
«Что делать? рваться из всех сил
в этой
борьбе с расставленными капканами и все стремиться к чему-то прочному, безмятежно-покойному, к чему стремятся вон и те простые души?» Он оглянулся на молящихся стариков и старух. «Или бессмысленно купаться
в мутных волнах этой бесцельно текущей
жизни!»
Ребенок, девочка
с золотистыми длинными локонами и голыми ногами, было существо совершенно чуждое отцу,
в особенности потому, что оно было ведено совсем не так, как он хотел этого. Между супругами установилось обычное непонимание и даже нежелание понять друг друга и тихая, молчаливая, скрываемая от посторонних и умеряемая приличиями
борьба, делавшая для него
жизнь дома очень тяжелою. Так что семейная
жизнь оказалась еще более «не то», чем служба и придворное назначение.
В природной органической
жизни дух и плоть еще не дифференцированы, но означает это не высшее состояние духа, а элементарное его состояние, всегда связанное
с тяжелой
борьбой за существование и злым принуждением.
Противоречивость марксизма отчасти связана
с тем, что он есть не только
борьба против капиталистической индустрии, но и жертва его, жертва той власти экономики над человеческой
жизнью, которую мы видим
в обществах XIX и XX века.
Политический вопрос
с 1830 года делается исключительно вопросом мещанским, и вековая
борьба высказывается страстями и влечениями господствующего состояния.
Жизнь свелась на биржевую игру, все превратилось
в меняльные лавочки и рынки — редакции журналов, избирательные собрания, камеры. Англичане до того привыкли все приводить, к лавочной номенклатуре, что называют свою старую англиканскую церковь — Old Shop. [Старая лавка (англ.).]
Эти люди сломились
в безвыходной и неравной
борьбе с голодом и нищетой; как они ни бились, они везде встречали свинцовый свод и суровый отпор, отбрасывавший их на мрачное дно общественной
жизни и осуждавший на вечную работу без цели, снедавшую ум вместе
с телом.
В одних я представлял
борьбу древнего мира
с христианством, тут Павел, входя
в Рим, воскрешал мертвого юношу к новой
жизни.
Но я всю мою
жизнь ставил
в ничто и презирал всякое общественное мнение, и
борьба против него не предполагала
с моей стороны никакого усилия.
Я очень плохо понимаю настроение А. Жида
в его Nourritures Terrestres [«Земная пища» (фр.).] и вижу
в этом лишь
борьбу пуританина
с запретами, наложенными на его
жизнь.
Привычка может быть
борьбой с чуждостью
в плане обыденной внешней
жизни.
То было прежде всего призвание философа, но особого рода философа, философа-моралиста, философа, занятого постижением смысла
жизни и постоянно вмешивающегося
в жизненную
борьбу для изменения
жизни согласно
с этим смыслом.
Идти суровой дорогой
борьбы без надежды на награду
в будущей
жизни, без опоры
в высшей силе, без утешения…
с гордой уверенностью
в своей правоте…
История русского народа одна из самых мучительных историй:
борьба с татарскими нашествиями и татарским игом, всегдашняя гипертрофия государства, тоталитарный режим Московского царства, смутная эпоха, раскол, насильственный характер петровской реформы, крепостное право, которое было самой страшной язвой русской
жизни, гонения на интеллигенцию, казнь декабристов, жуткий режим прусского юнкера Николая I, безграмотность народной массы, которую держали
в тьме из страха, неизбежность революции для разрешения конфликтов и противоречий и ее насильственный и кровавый характер и, наконец, самая страшная
в мировой истории война.
И так через всю
жизнь самодуров, через все страдальческое существование безответных проходит эта
борьба с волною новой
жизни, которая, конечно, зальет когда-нибудь всю издавна накопленную грязь и превратит топкое болото
в светлую и величавую реку, но которая теперь еще только вздымает эту грязь и сама
в нее всасывается, и вместе
с нею гниет и смердит…
Я
с любопытством шел сюда сегодня, со смятением: мне надо было видеть самому и лично убедиться: действительно ли весь этот верхний слой русских людей уж никуда не годится, отжил свое время, иссяк исконною
жизнью и только способен умереть, но всё еще
в мелкой завистливой
борьбе с людьми… будущими, мешая им, не замечая, что сам умирает?
— Люба, дорогая моя! Милая, многострадальная женщина! Посмотри, как хорошо кругом! Господи! Вот уже пять лет, как я не видал как следует восхода солнца. То карточная игра, то пьянство, то
в университет надо спешить. Посмотри, душенька, вон там заря расцвела. Солнце близко! Это — твоя заря, Любочка! Это начинается твоя новая
жизнь. Ты смело обопрешься на мою сильную руку. Я выведу тебя на дорогу честного труда, на путь смелой, лицом к лицу,
борьбы с жизнью!
Одним словом,
в жизнь генерала всецело вторгнулся тот могущественный элемент, который
в то время был известен под именем
борьбы с нигилизмом.
Борьбу с партикуляризмом,
борьбу с католицизмом,
борьбу с социалистическими порываниями — словом, со всем, что чувствует себя утесненным
в тех рамках, которые выработал для
жизни идеал государства, скомпонованный
в Берлине.
Вся
жизнь ее прошла
в горькой
борьбе с ежедневной нуждою; не видела она радости, не вкушала от меду счастия — казалось, как бы ей не обрадоваться смерти, ее свободе, ее покою?
Отец же Введенский, видя проявления утвердившегося нигилизма и атеизма не только
в молодом, но старом поколении, всё больше и больше убеждался
в необходимости
борьбы с ним. Чем больше он осуждал неверие Смоковникова и ему подобных, тем больше он убеждался
в твердости и незыблемости своей веры и тем меньше чувствовал потребности проверять ее или согласовать ее
с своей
жизнью. Его вера, признаваемая всем окружающим его миром, была для него главным орудием
борьбы против ее отрицателей.
Долго
в эту ночь не могла Лиза Еропкина заснуть.
В ней уже несколько месяцев шла
борьба между светской
жизнью,
в которую увлекала ее сестра, и увлечением Махиным, соединенным
с желанием исправить его. И теперь последнее взяло верх. Она и прежде слышала про убитую. Теперь же, после этой ужасной смерти и рассказа Махина со слов Пелагеюшкина, она до подробностей узнала историю Марии Семеновны и была поражена всем тем, что узнала о ней.
Традиция,
в силу которой главная привлекательность
жизни по преимуществу сосредоточивается на
борьбе и отыскивании новых горизонтов,
с каждым днем все больше и больше теряет кредит.
Гораздо более беды для него было
в том, что мать его, при всей своей нежности, не могла дать ему настоящего взгляда на
жизнь и не приготовила его на
борьбу с тем, что ожидало его и ожидает всякого впереди.
Разговор затем на несколько минут приостановился;
в Ченцове тоже происходила
борьба: взять деньги ему казалось на этот раз подло, а не взять — значило лишить себя возможности существовать так, как он привык существовать.
С ним, впрочем, постоянно встречалось
в жизни нечто подобное. Всякий раз, делая что-нибудь, по его мнению, неладное, Ченцов чувствовал к себе отвращение и
в то же время всегда выбирал это неладное.
Затем она невольно спросила себя: что такое,
в самом деле, это сокровище? действительно ли оно сокровище и стоит ли беречь его? — и увы! не нашла на этот вопрос удовлетворительного ответа.
С одной стороны, как будто совестно остаться без сокровища, а
с другой… ах, черт побери! да неужели же весь смысл, вся заслуга
жизни в том только и должны выразиться, чтобы каждую минуту вести
борьбу за сокровище?
То же и
с той массой людей, которая всегда не один по одному, а всегда сразу под влиянием нового общественного мнения переходит от одного устройства
жизни к другому. Масса эта всегда своей инертностью препятствует быстрым, не проверенным мудростью людской, частым переходам от одного устройства
жизни к другому и надолго удерживает всякую долгим опытом
борьбы проверенную, вошедшую
в сознание человечества истину.
А между тем, стоит только представить себе то, к чему дело идет и чему никто не может воспрепятствовать, что между людьми установилось
с такою же силою и всеобщностью, как и языческое общественное мнение, общественное мнение христианское и заменило языческое, что большинство людей так же стыдится участия
в насилии и пользовании им, как стыдятся теперь люди мошенничества, воровства, нищенства, трусости, и тотчас же само собой, без
борьбы и насилия уничтожается это сложное и кажущееся столь могущественным устройство
жизни.
Правительства должны были избавить людей от жестокости
борьбы личностей и дать им уверенность
в ненарушимости порядка
жизни государственной, а вместо этого они накладывают на личность необходимость той же
борьбы, только отодвинув ее от
борьбы с ближайшими личностями к
борьбе с личностями других государств, и оставляют ту же опасность уничтожения и личности и государства.
А между тем как человеку женатому и
с детьми невозможно продолжать понимать
жизнь так же, как он понимал ее, будучи ребенком, так и человечеству нельзя уже, при совершившихся разнообразных изменениях: и густоты населения, и установившегося общения между разными народами, и усовершенствования способов
борьбы с природой, и накопления знаний, — продолжать понимать
жизнь попрежнему, а необходимо установить новое жизнепонимание, из которого и вытекла бы и деятельность, соответствующая тому новому состоянию,
в которое оно вступило или вступает.
Однако Грас Паран, выждав время, начал жестокую
борьбу, поставив задачей
жизни — убрать памятник; и достиг того, что среди огромного числа родственников, зависящих от него людей и людей подкупленных был поднят вопрос о безнравственности памятника, чем привлек на свою сторону людей, бессознательность которых ноет от старых уколов, от мелких и больших обид, от злобы, ищущей лишь повода, — людей
с темными, сырыми ходами души, чья внутренняя
жизнь скрыта и обнаруживается иногда непонятным поступком,
в основе которого, однако, лежит мировоззрение, мстящее другому мировоззрению — без ясной мысли о том, что оно делает.
Не бурные порывы, не страсти, не грозные перевороты источили это тело и придали ему вид преждевременной дряхлости, а беспрерывная, тяжелая, мелкая, оскорбительная
борьба с нуждою, дума о завтрашнем дне,
жизнь, проведенная
в недостатках и заботах.
Он отмалчивался, опуская свои большие глаза
в землю. Сестра оделась
в черное, свела брови
в одну линию и, встречая брата, стискивала зубы так, что скулы ее выдвигались острыми углами, а он старался не попадаться на глаза ей и всё составлял какие-то чертежи, одинокий, молчаливый. Так он жил вплоть до совершеннолетия, а
с этого дня между ними началась открытая
борьба, которой они отдали всю
жизнь —
борьба, связавшая их крепкими звеньями взаимных оскорблений и обид.
Было приятно и весело смотреть на эту хорошую, дружную
жизнь в борьбе с огнём.
Высшая порода животных — людская, для того чтобы удержаться
в борьбе с другими животными, должна сомкнуться воедино, как рой пчел, а не бесконечно плодиться; должна так же, как пчелы, воспитывать бесполых, т. е. опять должна стремиться к воздержанию, а никак не к разжиганию похоти, к чему направлен весь строй нашей
жизни.
Тузенбах(не слушая). У меня страстная жажда
жизни,
борьбы, труда, и эта жажда
в душе слилась
с любовью к вам, Ирина, и, как нарочно, вы прекрасны, и
жизнь мне кажется такой прекрасной! О чем вы думаете?
Истина не нужна была ему, и он не искал ее, его совесть, околдованная пороком и ложью, спала или молчала; он, как чужой или нанятый
с другой планеты, но участвовал
в общей
жизни людей, был равнодушен к их страданиям, идеям, религиям, знаниям, исканиям,
борьбе, он не сказал людям ни одного доброго слова, не написал ни одной полезной, непошлой строчки, не сделал людям ни на один грош, а только ел их хлеб, пил их вино, увозил их жен, жил их мыслями и, чтобы оправдать свою презренную, паразитную
жизнь перед ними и самим собой, всегда старался придавать себе такой вид, как будто он выше и лучше их.
Предположим, что
в произведении искусства развивается мысль: «временное уклонение от прямого пути не погубит сильной натуры», или: «одна крайность вызывает другую»; или изображается распадение человека
с самим собою; или, если угодно,
борьба страстей
с высшими стремлениями (мы указываем различные основные идеи, которые видели
в «Фаусте»), — разве не представляются
в действительной
жизни случаи,
в которых развивается то же самое положение?
Величественное
в жизни человека встречается не беспрестанно; но сомнительно, согласился ли бы сам человек, чтобы оно было чаще: великие минуты
жизни слишком дорого обходятся человеку, слишком истощают его; а кто имеет потребность искать и силу выносить их влияние на душу, тот может найти случаи к возвышенным ощущениям на каждом шагу: путь доблести, самоотвержения и высокой
борьбы с низким и вредным,
с бедствиями и пороками людей не закрыт никому и никогда.
Так как вся революция, которая считалась иными тогдашними нашими политиками столь необходимою и сбыточною и замышлялась будто бы на пользу тех великих форм русской народной
жизни,
в которые был сентиментально влюблен и о которых мечтал и грезил Артур Бенни, то он, как боевой конь, ждал только призыва, куда бы ему броситься, чтобы умирать за народную общинную и артельную Россию,
в борьбе ее
с Россиею дворянскою и монархическою.
Борьба эта будто явилась
с того света, чтоб присутствовать при вступлении
в отрочество нового мира, передать ему владычество от имени двух предшествовавших, от имени отца и деда, и увидеть, что для мертвых нет больше владений
в мире
жизни.
Каждое дело, требующее обновления, вызывает тень Чацкого — и кто бы ни были деятели, около какого бы человеческого дела — будет ли то новая идея, шаг
в науке,
в политике,
в войне — ни группировались люди, им никуда не уйти от двух главных мотивов
борьбы: от совета «учиться, на старших глядя»,
с одной стороны, и от жажды стремиться от рутины к «свободной
жизни» вперед и вперед —
с другой.